Тот, кто пробует себя в качестве расследователя в условиях имеющихся переплетенных интересов, чтобы выявить скрытые интересы, нежелательно вторгается на чужую территорию. Если это делается без помощи других, то журналист действует в собственных интересах (например, задание общества) со своими собственными расследовательскими целями (скажем, проверка информации). Исходя из журналистской самоидентификации, это было бы идеальной ситуацией. Если журналист натыкается на объект расследования с другой стороны, будучи введенным в ситуацию или приняв какую-то другую помощь, нельзя исключать, что его инструментализируют. Он – осознанно или неосознанно – становится игрушкой других интересов, которые он не знает или не может узнать. Это действительно может стать проблемой. В худшем случае это тот вариант, когда самого журналиста выводят на тонкий лед, а он не замечает этого или замечает слишком поздно. В еще более худшем случае это может привести к дилемме, что вопиюще для данного вида журналистской деятельности. При этом роль играют два вопроса, которые ему самому нужно прояснить.

Первый круг вопросов касается важности свидетелей, информантов и прочих помощников, а также их незаменимости. Вторая проблема заключается в различии мотивов, которые в отдельных случаях могут  привести к цели конфликта.

Как правило, в расследовательской работе опираются на рядовых, важных и серьезных информантов или на других помощников, без которых нельзя было бы продвигаться вперед. Раскрытие Уотергейтского дела, например, было бы невозможно без большого количества «рядовых» информантов. Оба репортера проинтервьюировали и опросили для своей второй книги «Последние дни» («The final days», Воодвард и Бернштейн, 1976) в общей сложности 394 человека. В своей первой истории счет никто не вел – там могло быть и гораздо больше. Опыт показывает: без свидетелей и информантов дела в этом бизнесе идут плохо. Кроме того, чем больше возникает препятствий при расследовании, тем больше необходимость в помощниках, чтобы гарантированно преодолеть все барьеры. Иными словами, в подобных случаях возрастает значение незаменимости таких помощников. Это первый куг проблем.

О проблеме № 2. Реалистично исходить из того, что мотивы для помощи журналисту более разнообразны, другими словами, могут быть противоположными по сути. Интересы или конкретные цели, которые преследуют люди, помогая журналисту в работе, могут начинаться с демократического осознания того, что многое должно быть по возможности более транспарентным в условиях открытого общества. Но это может быть сделано и из чисто эгоистических целей или для собственного блага информантов или помощников, вплоть до мотивов мести. Более подробное описание мотивов и типов информаторов и методы работы с ними в каждом конкретном случае будет сделано в главе 5.2 (со стр. 304 и далее). Прежде всего, возникает вопрос о том, что означает возможная инструментализация для собственного образа действий. А также вопрос  собственной легитимности, чтобы провести расследование при включении помощников, имеющих совершенно другие цели.

Можно разделить мотивы помощников на «благородные» и «менее благородные» или сформулировать промежуточные уровни. К «благородной» мотивации можно отнести, например, приверженность демократическим принципам или поддержку транспарентности. «Менее благородными», вполне можно было бы объявить желающих мести. Одной из первых проблем, которая возникает, является то, насколько помощники вообще раскрывают свои интересы, и если нет, можно ли выявить их реальные цели (и не только поверхностно). Зачастую это не так. И даже если причины названы, это может быть неправдой. Или они имеют второстепенное значение.

В этих соображениях не продуктивно собственную работу, которую считают важной, делать зависимой исключительно от выявления реальных интересов помощников.

Важным был бы вопрос о том (насколько можно самому об этом судить), видно ли своего рода основную согласованность собственных и, по крайней мере, некоторых, поверхностных интересов со стороны помощника. Если это так, то нет никакой дилеммы. Иначе это выглядит, когда (предполагаемые) мотивы помощника не могут быть действительно одобрены, а потенциальная поддержка его очень важна. Это именно то, что может быть критической точкой решения, которая представляет собой совсем не редкий конфликт целей.

Для такой дилеммы нет ни нулевого, ни хорошего стопроцентного решения. Разрешить ее можно только найдя несколько критериев решения и в случае необходимости взвесить и сопоставить их.

Основным критерием для продолжения работы, в конечном счете, должно оставаться собственное журналистское решение. В частности, необходимо принять собственное решение, на основании собственных убеждений. Таких как, например, важность и необходимость расследования. Все другие вопросы имеют второстепенное значение. Например, вопрос о помощи извне. Если предлагается помощь третьей стороны, то это упрощает работу. Если без этой помощи невозможно обойтись, то это именно так. Если в таких случаях возникают проблемы, касающиеся моральных качеств собственных интересов помощников, нужно взвесить, что важнее: журналистская история и потенциальные цели расследования, или проблема сотрудничества с  представителями «менее благородных» интересов.

В данном случае необходимо учитывать, что посторонний контроль не представляется возможным: тот, кто решает, а) как это вообще и б) как далеко должно идти — это журналист, а не помощник. Только он является хозяином положения и, в конечном счете, расследования и публикации – даже при высокой степени необходимой помощи. Тому, что в таком случае помощник в конечном итоге все-таки может реализовать собственные (менее благородные) интересы, как часто случается и в других вопросах повседневной жизни, не всегда удается помешать. Собственное поведение требует одновременно учета любых интересов других лиц.

Предел для любого сотрудничества появляется совершенно автоматически, по крайней мере тогда, когда начинаешь опасаться подвоха или злоупотреблений.

Два примера продемонстрируют многообразие инструментализации ситуаций, причем на трех уровнях: на уровне официального правосудия, на уровне СМИ, и последнее по счету, но не по значению, на уровне взаимодействия между средствами массовой информации, политикой и судебными органами. Ранее было сделано несколько замечаний об административных функциях следователей юстиции. Было указано также на регулярную помощь прокуратуре как высшему официальному следственному органу (Ср.: стр. 275 и далее). При этом необходимо различать два случая.

Принцип законности / Прокуратура против инструментализации

При преступлениях, преследуемых в уголовном порядке только по жалобе потерпевшего, т.е. когда потерпевший сообщил в правоохранительные органы, «помощь» приходит в виде заявления самой жертвы, которая преследует собственные интересы. Если заявление поступило не от самой жертвы (не важно, по какой причине), а от более нейтрального человека (причем без правовых обязательств со стороны третьих лиц, поскольку это относится к уже совершенным преступлениям), потому, что он хочет использовать возможность отомстить обвиняемому (например, «заплатить по старому счету»), это не может помешать прокуратуре: она должна расследовать преступление, независимо от того, помогает ли она этим еще чьим-то интересам. Так функционирует принцип законности.

Другой случай возникает тогда, когда прокуратура фактически на основе «официальной трактовки» должна быть активнее, особенно при раскрытии так называемых «должностных преступлений». Здесь довольно часто существует зависимость от информантов, которые руководствуются эгоистичными, а не благородными мотивами. И прокуратура может что-то предпринимать или решить, что она должна что-то предпринимать, только если есть какие-то намеки или точка отсчета,что здесь может иметь место уголовное расследование. Там, где нет истца, нет и расследования прокуратуры, а правонарушитель вряд ли сам будет сообщать о своих преступных действиях. В некоторых случаях даже прокуроры должны бороться с высокими информационными барьерами, по крайней мере, на начальном этапе, например, в случаях уклонения от уплаты налогов (мошенничество в коммуне) или при отмывании денег. Расследование в таких случаях обычно ведется с помощью целенаправленного разглашения тайны или «менее благородных мотивов». Ключевыми информаторами выступает в основном (одна) группа, а именно – разочарованные женщины: (бывшая) секретарша или (бывшая) жена, которые невольно потеряли свой статус любимой и думают лишь о мести. Прокуратура обязана, вне зависимости от мотивов своих помощников, делать свое дело: преступление является преступлением.

В случае «официальной трактовки», как считается, средства массовой информации играют очень важную роль. Прокуратура, чтобы напасть на след, пользуется например, выборкой журналистских материалов или критических вопросов, которые журналисты задают общественности. А также на основании заявлений, которые появились в результате соответствующего расследования, а также публикаций со стороны заинтересованных сторон или третьих лиц. В этом случаеможно говорить даже о своего рода разделении труда между «Третьей властью» и так называемой Четвертой властью, (Ср.: стр. 24).

Пример инструментализации 1: Афера с «черными кассами»

Афера ХДС «Черные кассы», известная по ключевым словам «Panzer-Deal» или «Elf-Aquitaine/Leuna-Affäre», и по именам – Вальтер Ляйслер-Киеп (Leisler-KIEP – экс-казначей ХДС), Карлхайнц Шрайбер (Karlheinz SCHREIBER) лоббист, в числе прочего для «Эйрбас» и оборонной промышленности, Хольгер Пфальц (Holger PFAHLS), различные виды деятельности), а также по компаниям «Тиссен» и «Эрбас, имеет свое начало в феврале 1995 года: как из ниоткуда возник лоббист Шрайбер в Аугсбургском налоговом управлении и сказал, что причина его незаявленного визита состоит в том, что его обманул бывший деловой партнер Джорджио Пелосси (Giorgio PELOSSI) из швейцарского Лугано, поэтому он, Шрайбер, порвал с ним. Пелосси хотел шантажировать  его с помощью лживой истории, которую он намеревался опубликовать в СМИ. В качестве опровержения небылиц, выдуманных его бывшим партнером, Шрайбер передал папку с документами (выборочная переписка), чтобы доказать, что сам он не был «экономическим уполномоченным» в лихтенштейнской компании под названием Aircraft Leasing Limited (I.A.L.), имеющей штаб-квартру в Вадуце.

Налоговые органы удивлены, что такой знаменитый клиент пытается дискредитировать своего бывшего делового партнера с помощью любых средств, а также ищет возможность снять с себя вину, хотя он еще не был даже под подозрением, и вступает в контакт с Пелосси. Он старается объяснить, что его обманул Шрайбер, а не наоборот. Это он, Пелосси, по поручению Шрайбера основал фирму I.A.L., и Карлхайнц Шрайбер являлся «экономическим уполномоченным». В качестве доказательства он оставляет налоговику большое количество документов о финансах, которые показывают трансфер денег на счета Шрайбера, фирм «Тиссен», «Эйрбас», а также I.A.L.

Поскольку конфликтующие обвинения были учтены и ввиду того обстоятельства, что миллионные суммы проходили мимо немецкой государственной казны и отправлялись по доселе неизвестным каналам, налоговые органы в Аугсбурге и прокуратура начали свою работу, включая обыск в доме Карлхайнца Шрайбера, где были найдены и арестованы важные документы. Среди прочего была найдена переписка между Шрайбером и Лайслер-киеп о продаже танков Саудовской Аравии.

О необычайно захватывающей реконструкции этого прокурорского расследования и его пятилетней блокаде политиками можно прочитать в книге «Все против Коля, Kиеп & К°. История нежелательного расследования», написанная тремя журналистами, в то же время содержит информацию о «независимости» функциональной системы «прокуратуры» в Германии (Ср.: GOETZ / NEUMANN / Schröm 2000). Отправной точкой прокуратуры и позднее средств массовой информации стали, безусловно, отработка личных и деловых конфликтов и подгтовки мести. Без этих внутренних разборок общественность не знала бы до сих пор, в каких размерах и какими путями давались взятки, комиссионные вознаграждения и партийные пожертвования. Общественное мнение узнало об этом деле только спустя четыре с половиной года, когда нашли чемодан Ляйслер-Киепа, заполнявшийся 1 млн немецких марок с 1991 года из кассы Шрайбера. Лишь в ноябре 1999 года оно впервые стало достоянием гласности, появившись в средствах массовой информации, и закончилось ордером на арест бывшего казначея ХДС.

Пример инструментазизации 2: Афера Баршеля

В афере Баршеля 1987г. дело развивалось в обратной последовательности: сначала «Шпигелем» было проведено расследование и следом появились публикации, но затем появляется несколько неожиданные и странные информанты, рассказавшие вторую и третью истории, которые впоследствии закончились уголовным преследованием и инициировали работу Парламенсткой комиссии по расследованию. Спустя шесть месяцев пройдут новые выборы, которые изменят политическую ситуацию в земле Шлезвиг-Гольштейн.

Таких политических изменений в 1986 г. со страхом и беспокойством опасался тогдашний премьер-министр Уве Баршель (Barschel), ХДС. Он попросил помощи. Через председателя правления ИД Акселя Шпрингера (Axel Springer Verlag) Баршель получает на один год и до следующих земельных выборов журналиста Райнера Пфайфера, который выполняет роль референта по СМИ. Как выглядит его работа, референт сообщает в письме руководителю бюро Правления ИД Шпрингера: «С одной стороны, необходимо восстановить пошатнувшийся авторитет премьер-министра, с другой – эффективно демонтировать репутацию предполагаемого кандидата». Что и происходит. Политический противник, Бьерн Энгхольм (СДПГ), дискредитируется по всем правилам (грубого) искусства: распространенные слухи о вирусе СПИДа и анонимные жалобы на уклонение от уплаты налогов являются эффективно согласованной инсценировкой. Кроме того, к лидеру оппозиции были представлены два детектива, работу которых оплачивали из дружеских чувств к Баршелю Гамбургский работодатель и президент известной косметической фирмы «Шварцкопф», а также руководитель редакции тележурнала ВДР (WDR) «Монитор». Наконец, последней идеей была установка «жучков» в телефоны и подслушивающих устройств в кабинете премьер-министра, что незадолго до выборов  хотели списать на социал-демократов. Последнее не сработало: Пфайфер не смог вовремя установить «жучки».

О том, что «жучки» извлечены, в «Шпигеле» узнали за две недели до земельных выборов. Вероятно от информантов, которые либо принадлежали к оппозиционному лагерю, или от тех, которые в течение десятилетий не понимали этаблированную систему самоуправления правящей партии и хотели политических перемен, по крайней мере, отказа от влияния абсолютного большинства.

Редакторы «Шпигель» смогли проверить информацию и за неделю до выборов опубликовать весьма впечатляющий материал объемом в пять страниц: «Провокатор против тoп-менеджера» (SPIEGEL 37/1987). Однако премьер-министру не удалось разоблачить заказчика «Шпигеля»: «Но даже если то, что предполагают социал-демократы, правда, то они никогда не смогут это доказать.», – говорилось в журнале.

Два дня спустя заслуживавший доверия референт Баршеля Пфайфер сообщил редакции, что готов выложить все начистоту. Позднее Пфайфер будет объяснить свои мотивы «раскаянием», «амбциозностью» своего хозяина и его антипатией к «людям, которые допускают должностные злоупотребления и которые страдают честолюбием». И он в конечном счете почувствовал себя «ковриком», о который вытирают ноги (Материалы Парламентской комиссии, 1988: Стр. 182 и далее/ PUA-SH 1988: 182 f.).

С точки зрения журналистики идеально, когда информация может быть проверена с помощью других источников, и заслуживающий доверия может это подтвердить. Но не только это: «Медиа-референт» сообщает в деталях о ранее неизвестной истории с запланированными «жучками» , а также о других «грязных операциях» и «непристойностях». «Шпигель» смог подготовить второй, еще более острый материал на девяти страницах: «Уотергейт в Киле. Грязные трюки Баршеля» (Spiegel 38/1987). Он выходит в понедельник, после выборов в воскресенье, но Баршель и СМИ узнают об этом уже накануне выходных: «Заявления Пфайфера, задокументированные на 22 страницах форматом A4, опровергнуть трудно. Декларация, которая представлена «Шпигелем», является документом для внутреннего пользования из Государственной канцелярии в Киле и содержит данные о финансовом состоянии Энгхольма, но, прежде всего, согласно Пфайферу, написанные от руки проекты переписки Баршеля и его записки о доходах Энгхольма». Баршель созывает в день выборов, который стал для него настоящей катастрофой (СДПГ станет сильнейшей партией, ХДС получит своей худший результат, перешегнув только 5%-ый порог, а большинство будет у СвДП), пресс-конференцию и заявляет: «Все эти обвинения в действительности настолько абсурдно, что я не нахожу слов». Дальнейшее развитие или исход дела известен: заявление с честным словом перед камерами, и всего четыре недели спустя смерть в ванне в одном из отелей Женевы (Ср.: стр. 92 и далее).

Энгхольм сразу же после первой статьи в «Шпигеле» подал иск в отношении неизвестных лиц из-за анонимных жалоб в налоговую инспекцию и незаконного наблюдения; Баршель через неделю сделал то же самое, как раз в день выборов в ландтаг: подал иск против Пфайфера и «Шпигеля». Теперь прокуратура в Шлезвиг-Гольштейне, где правит ХДС, отреагировала на серию статей по-своему: она обыскивает квартиру Пфайфера и пытается доказать ложность обвинений в первую очередь в адрес Баршеля: жалоба Энгхольма спрятана под сукно (Ср.: Pötzl 1988, С. 229 и далее). Ход делу заново дали Парламентская комиссия (PUA) и средства массовой информации (Ср.: SPIEGEL Nr. 39-46/1987). У прокуратуры нет имеет иного выбора, кроме как, независимо от политических преференций, сделать свою собственную работу.

В конечном итоге результаты следственной деятельности являются ничем иным, как взаимодействием между независимым СМИ «Шпигелем», политическим комитетом Парламентской комиссии по расследованию, и в свое время политически (односторонне) инструментализированной прокуратурой, которая в последний момент отреагировала на изменение настроений и объемов накопленной информации. Все заинтересованные стороны – от поставщиков информации до ее расшифровки – преследовали различные собственные интересы.

Поскольку прокуроры в отличие от судей не всегда могут действовать независимо, а их высшие начальники, министр юстиции, а также министерская бюрократия связаны различными инструкциями, то и в прокуратуре также существует четкая иерархия (Ср.: С.240 и далее), поэтому нередко случается, что особенно молодые прокуроры, которые еще не спутали чувство долга с карьеризмом и оппортунизмом, когда они раскрывают в нежелательных  расследованиях («висельников!»), нструментализируют СМИ, чтобы выполнять свою задачу. Нередко журналисты получают в таких случаях целенаправленную, адресную информацию. Когда материал появляется в прессе, тогда генеральный или верховный прокурор уже обязан начать официальное расследование.

Проблематика инструментализации имеет много измерений. Но для журналиста главное одно: делать свою работу.