Май 1992 года, два с половиной года после падения берлинской стены. Я нахожусь в Дрездене по поручению Гринприс, для расследования того,

  • Где
  • Как
  • И кем

частично высокоядовитые пестициды, которые должны, в обязательном порядке, быть утилизированы на территории Германии, нелегально транспортируются в Румынию, где утилизируются с ущербом для местной окружающей среды, но с наименьшими затратами. Риск того, что расследование будет демаскировано, очень велик. В этом бизнесе явно замешаны криминальные элементы. Стать самому жертвой физической расправы – это один аспект. Другой – расследование могло лопнуть и вся работа по этому делу, ранее проводившаяся Гринпис, могла бы стать просто напрасной.

Мое вступление

Для дополнительной безопасности и для последующего контроля над заранее непрогнозируемыми событиями (в случае непредвиденных обстоятельств), был привлечён сотрудник уголовной полиции, которого я буду информировать об отдельных шагах, встречах и договоренностях. Таких маленьких и незаметных мобильных телефонов, что можно положить в карман и внести заранее запрограммированный номер на случай возможной опасности, на тот момент не существовало. Тогда для телефонов был предусмотрен чемоданчик, в который помещался сам телефон и его зарядные устройства. Единственным современным вспомогательным средством был совершенно новый, взятый в аренду, автомобиль среднего класса, на котором можно было достаточно быстро передвигаться. Но для этого расследования важна была скорее «представительская» функция автомобиля, так как я пытался проникнуть в среду спекулянтов ядовитыми отходами, путем фальсификации, то есть заведомо ложных фактов.

Спекулянт отходами А.

Экспедитор Томас А., которого я без предупреждения посетил в его собственном бюро, находится в списке Гринпис, как подозреваемый и является одной из важных фигур среднего уровня в нелегальном экспорте ядовитых отходов в Румынию. Уже два раза в телефонных разговорах я просил его о встрече, чтобы обсудить возможности и опыт молодых предпринимателей из ГДР в транспортно-экспедиторском бизнесе. Правда, я назвался другим именем, но свой интерес объяснил журналистским расследованием. И оба раза разговор откладывался на неопределенное время.

Различные информанты ввели меня в курс дела, какими методами пользуется А. для ведения бизнеса, а также познакомили с его личной жизнью и карьерным ростом в ГДР. А. был в ГДР, по меньшей мере, внештатным сотрудником органов государственной безопасности, однако при этом занимал официальный пост в молодежной организации ГДР. Тем временем, я отыскал в местной прессе статью о А. и его транспортно-экспедиционном агентстве. Мне необходимо было знать, перевозят ли до сих пор ядовитые отходы, в какие страны они направляются, производится ли погрузка на каком-то перевалочном складе и если да, то где именно.

Бюро А. находится в большом панельном здании, где по официальным данным снимают бюро многие предприниматели среднего и малого бизнеса. В коридорах здания идет оживленное движение служащих. В этом здании я чувствую себя относительно безопасно. В случае, если А. все-таки установит мою настоящую личность, максимум, что он сможет – это выкинуть меня из своего бюро. Естественно, тогда опасности подверглось бы все расследование. В любом случае, я буду стараться, чтобы у А. не возникло никаких подозрений. Я, пользуясь своей старой историей, вежливо попрошу А. о немедленном разговоре, и сразу уйду, если А. по каким-либо причинам не найдет возможности поговорить со мной сегодня.

За дверью я услышал чей-то голос, постучал и вошел внутрь. А. совершенно раскованно сидит за своим письменным столом, одной рукой держит телефонную трубку, другой приглашает меня войти и присесть, пока он – при этом дружелюбно улыбаясь мне – не закончит разговор по телефону.

После того, как он положил трубку, он встал и подошел ко мне. «Как хорошо, что вы пришли. Хотя ваша последняя статья была и не очень-то приятной. Ну ладно, забудем об этом!» Я озадаченно ответил, что мы не знакомы. А., однако, настаивает на том, что я — журналист местной редакции одной желтой газеты и что мы вполне можем хорошо друг друга знать. При этом он подмигивал и пытался ткнуть меня в бок. Или я на кого-то в этом городе очень похож, или А. знакомится с многими людьми в состоянии алкогольного опьянения. Или и то, и другое. Так как А. расположен ко мне так, как к человеку, за которого меня принимает, я принял решение не прояснять ему, что он заблуждается. На данном этапе мне помог случай.

А. в хорошем расположении духа и готов поболтать. Я спрашиваю о его новых проектах. А. хочет построить склад для промежуточного или окончательного хранения радиоактивных отходов в Болгарии. Совместно с фирмой «Нукем» из Ханоя. По моей просьбе он выкладывает на стол переписку, технические планы и чертежи. К сожалению, по переписке ни о чем нельзя судить, а по чертежам можно построить и простое складское помещение большой площади. Я показываю свою заинтересованность, употребляю в разговоре пару терминов по проблематике хранения отработанных ядерных стержней и оказываюсь с А. на одной волне. Первый шаг был сделан.

Мы разговариваем о карьере А. в ГДР: Союз свободной немецкой молодёжи, там немного продвинулся, работал диджеем партии, вечеринки и, конечно, разные другие контакты. В разгаре беседы я просто спрашиваю о вывозе его транспортно-эспедиционным агенством сельскохозяйственных химикатов, о чем я узнал раньше. Без дальнейших объяснений я спрашиваю не знает ли он о более дешевых способах утилизации отходов, которыми я тоже интересуюсь. А. отрицательно качает головой: «Только нормальными каналами».

Дружелюбно я показываю в разговоре свою осведомленность о бизнесе по утилизации отходов, в котором, как я знаю, А. имеет свою долю. Он явно немного польщен, но становится осторожным. Напрямую он никогда этим не занимался. Он только немного консультировал западногерманских бизнесменов по этой теме. Он кажется дружелюбным: его знакомые партнеры по бизнесу утилизации отходов были ненадежными, а с другой стороны – местные органы власти вставляют «палки в колеса» в любое дело, связанное с бизнесом по экспорту. Он педантично перечисляет особенности внутреннего устройства восточногерманских органов власти. Я интересуюсь его опытом, и разговор снова медленно переходит в спокойное русло. Да, но как я теперь перейду к вопросам, которые меня действительно интересуют? А. держался по основным пунктам совершенно противоположно тому, что я о нем знал. Но так как я пока не знаю всех решающих деталей этого дела, я не могу ему ничего возразить. Он не только выглядел бы лжецом, но и воспринял меня как врага. И я продолжаю играть дальше в его игру под названием «жалобы на органы власти».

И снова разговор становится таким спокойным, что А. интересуется у меня, что еще он мог бы для меня сделать?

Промежуточные пункты хранения, впрочем, и все остальные детали, которые меня действительно интересуют, я уже попытался разузнать, когда показывал свою осведомленность, но А. не стал вдаваться в подробности. Поэтому я снова завожу разговор об упомянутом в самом начале хранилище ядерных отходов. Прошу его проинформировать редакцию, если планы по строительству хранилища для ядерных отходов сдвинутся с мертвой точки. Я благодарю его за беседу и прощаюсь с ним.

Я был раздосадован тем, как прошел наш разговор. Собственно, я не услышал от А. ничего нового. Все, что я получил в итоге, лишь подтверждение некоторым моим подозрениям, но это не поможет мне в дальнейшем. Я был хорошо подготовлен к разговору, однако не имел подходящей стратегии как мне задать вопросы так, чтобы А. захотел на них ответить. Я очень надеюсь, что А. скоро забудет о моем визите.

С этих пор я решил не представляться журналистом. Во всяком случае, я могу говорить, что работал раньше журналистом. С этих пор я – «бизнесмен», «динамичный молодой предприниматель» и в поиске рыночной ниши, которую я могу с умом занять.

Моя «легенда» такова: моя подруга работает в отделе Управления чужим имуществом по поручению доверителя в Берлине, которое занимается делами бывшего сельскохозяйственного производственного кооператива (LPG) (объединение крестьянских хозяйств) ГДР. Вследствие этого, я обладаю сведениями о проблемах и высокой стоимости утилизации сельскохозяйственных химикатов, которые возникли в результате деятельности LPG. И я, конечно же, также знаю, где имеются большие запасы отходов для утилизации и, какие денежные средства на это предусмотрены.

Эти знания я хочу использовать для того, чтобы принять участие в утилизации отходов и зарабатывать на этом хорошие деньги. Поэтому я, «как креативный бизнесмен, не обращаю внимания на какие либо неточности». От прежних времен, когда я работал в юго-восточной части Европы, у меня остались хорошие и разнообразные контакты, а также надежные возможности для утилизации отходов сельскохозяйственных химикатов. Девиз: «Почему эти вещества здесь утилизируются за такие огромные деньги, когда это направление рынка в других странах предлагает другие условия?».

Спекулянт отходами Б

Однако, разговор с А. все же оказался полезным. Я воспользуюсь его видением и его описанием бизнеса по утилизации отходов для ведения деловых разговоров и моего бизнеса торговли отходами.

В маленьком саксонском городке Оберлунгвитц, где я сейчас нахожусь, находится перевалочный склад для ядовитых отходов. И отсюда на грузовиках они доставляются в место назначения в Румынии.

Полдня я прогуливался или ездил по городу, с целью обнаружить возможный склад ядовитых отходов. Был уже почти вечер, когда я разговорился с привратником текстильной фабрики. Я представился бизнесменом, который, для ведения экспортной торговли, хотел бы снять складские помещения в приграничной с Чехией области Саксонии. После короткого ожидания, меня пригласили войти и я был принят неким Хеннингом Б. в его бюро.

Согласно визитной карточке, Б. является техническим директором и членом правления фирмы. Кроме этого, я не знаю о Б. ничего. И Б. не знает ничего обо мне. Б. просто по времени и технически не мог добыть какую-либо информацию обо мне, что может сделать его подозрительным. До этого момента он меня не знал, а у А. я был под другим именем и придерживался другой легенды. Пока я придерживаюсь моей нынешней роли, угрожать мне здесь ничто не должно.

Офис Б., по-видимому, не изменился с момента падения берлинской стены. Только по наличию современного телефона можно определить, что ГДР больше нет. Я представляюсь, как независимый консультант в бизнесе по утилизации отходов, рассказываю немного о себе и моей подруге и говорю напрямую, что я ищу перевалочный склад для сельскохозяйственных химикатов. Срочно. И, что кто-то из окружения А. посоветовал мне обратиться в эту фирму.

Б. моментально реагирует на мой вопрос. В принципе, химикаты можно без проблем разместить в одном из помещений фабрики. Для хранения опасных грузов такого рода есть все условия. Однако в данный момент все помещения уже сданы. Но уже через шесть, нет, скорее всего, уже через три недели он мог бы предоставить мне помещение для эксплуатации.

Жалостливо сообщаю ему о бесконечных сложностях с органами власти. В короткие сроки хотят они видеть договоры аренды, которыми человек может доказать свою деловую состоятельность. При этом я вставляю в разговор различные термины, которые используются в отрасли по утилизации отходов, а также наименования формуляров и административных актов. Я говорю, что с удовольствием свяжусь с нынешним арендатором помещений, для того, чтобы договориться о совместном использовании складских помещений.

Б. не хочет называть имен. Это противоречит условиям договора. Если это А., возражаю я, то Б. может мне спокойно об этом сказать. Хотя я и могу считаться как конкурент А., но могу с ним договориться. Однако, это не А.- внезапно говорит Б. «Сколько вы сейчас получаете за аренду одного квадратного метра?», спрашиваю я. Б. отвечает сразу: 8,50 марок. «Я предлагаю 10,5. Однако я должен осмотреть помещение, чтобы распланировать использование его, как склада». Б. изворачивается. В настоящее время у него нет ключа. На какой срок я планирую арендовать помещение? Я, не реагируя на вопрос, интересуюсь наличием рамп, подъемников с платформами и автопогрузчиков, давая, таким образом, понять, что у меня большие планы.

Б. обещает мне организовать встречу между мною и нынешним арендатором помещений. В течение двух дней.

На третий день я звоню Б. и спрашиваю его о причинах того, почему он со мной не связался. Неожиданно, Б. предъявляет мне претензии. Он не видит, какую выгоду он получит от контакта между мной и нынешним арендатором. Так что, я могу получить доступ к складу по истечении срока аренды по текущему договору.

Конечно же, возражаю я, этот контакт должен быть выгодным для него. За месяцы совместного использования помещений, Б. будет получать от меня 1,5 марки за квадратный метр дополнительно и абсолютно в частном порядке. При площади складских помещений около 1200 квадратных метров, это более чем достаточный стимул, чтобы предоставить мне имя и телефонный номер нынешнего арендатора.

Спекулянт отходами С.

С нынешним арендатором помещений, назовем его С., я договорился встретиться в его офисе, оказавшемся частью жилого дома в маленькой деревне саксонского Фогтланда. С. владеет небольшой транспортно-экспедиторской фирмой с шестью грузовыми поездами, известен со времен ГДР, как преступник, занимающийся мошенничествами и нанесением телесных повреждений, и внешне совершенно соответствует этому образу.

Я представился ему по телефону, в соответствии с той же легендой, которую использовал для Б. и предложил ему встретиться и обсудить возможности совместного использования склада. С. встречает меня у входной двери и предлагает пройти в его машину – навороченный автомобиль среднего класса: свой автомобиль я могу оставить здесь, мы все равно на обратном пути сюда вернемся. У него совсем мало времени и во время получасового пути к складу, мы можем о многом поговорить.

В один момент я был очень смущен этим предложением о совместной поездке в его автомобиле. Если С. знает, кто я на самом деле, я даю ему возможность привести меня прямо в ловушку. С другой стороны, я не хотел давать С. повода для подозрений, которые отдалили бы его от меня. Его предложение звучит приемлемо и у меня нет никаких контраргументов. И я решаюсь на поддающийся оценке риск. Если я в собственном автомобиле поеду следом за ним, он может в любом случае заманить меня в ловушку. Если ловушка хорошо спланирована, автомобиль не очень-то мне поможет.

Прежде чем начать разговор о совместном использовании склада, я спрашиваю С. о его автомобиле, и сколько стоили все эти дополнительные устройства и удобства. Ему очень нравится, что я разбираюсь в автомобилях, и наш разговор очень быстро становится оживленным. Затем С. интересуется моей персоной и моими намерениями, как бизнесмена. Я рассказываю ему о своей прошлой жизни журналиста и моих нынешних контактах с Управлением чужим имуществом по поручению доверителя. При этом я немного очерняю журналистов, а Управление чужим имуществом делаю соответственно плохим. Это очень нравится С. и он начинает отвечать на мои вопросы: когда у него появилась экспедиционная фирма, как он вообще пришел в этот бизнес и чем он раньше занимался в ГДР?

С. представляется, как участник движения сопротивления, который дважды был в тюрьме, якобы, как политический преступник. После падения стены, он увидел шансы для свободного предпринимательства и начал деятельность в бурно развивающемся транспортно-экспедиционном бизнесе. Однако, с недавних пор, бизнес идет плохо и все тяжелее наполнять грузовики .

Хорошо зная фрахтовые ставки в Германии и Европе, я говорю о перспективе сотрудничества с С. по общим тарифам. Когда С. возражает мне, мол, это меньше, чем он сейчас зарабатывает, я отвечаю, что я – бизнесмен, туров будет достаточно и С. уже и так зарабатывает на субаренде склада. Кажется, это производит на С. сильное впечатление.

На складе мы стоим перед, примерно, 40 контейнерами с различными сельскохозяйственными химикатами. Ярлыки на них уже частично не читаются, по некоторым упаковкам видно, что содержимое почти разъело их изнутри. Стоит ужасная вонь.

Товар принадлежит А., говорю я неожиданно. С. кивает. Мы разговариваем об А. С., как субподрядчик, перевозит для него грузы. С. арендует у А. грузовики и на них перевозит в Румынию химикаты, которые А. привозит на склад. С. якобы получает только нормальную фрахтовую плату. При этом погрузка контейнеров в грузовики совсем не легкое дело. Очень часто упаковки неустойчивые. Оплата водителям идет также со счета С.

Я говорю о А. все негативнее. Он разрушает репутацию серьезной отрасли по утилизации отходов, добавляю я. С отходами в этом помещении я не хочу иметь ничего общего и хочу знать, когда сырье уйдет. В понедельник или самое позднее во вторник , отвечает С.. Со среды я смогу стать арендатором помещения. Сегодня – четверг. Мы говорим о цене и я стараюсь, чтобы С. не разочаровался в своем знакомстве с западногерманским бизнесменом. С. немного расстроен тем, что я не хочу перенимать больше, чем половину арендной платы за квадратный метр, которую назвал Б.. Мое предложение, обязательно до понедельника договориться о субаренде на моих условиях, С. хочет обдумать. На обратном пути мы снова разговариваем об автомобилях.

В понедельник по телефону С. принимает мое предложение и заверяет, что помещение будет свободно с 15:00 вторника.

Снова на свободе

В среду утром я читаю в одной дрезденской бульварной газете сенсационную историю то том, как на границе Гринпис задержал провоз ядовитых отходов. Работник Гринпис разъяснил репортерам, что информация о складе ядовитых отходов была получена от жителя Оберлингвитца. Помещение вызвало подозрение из-за невыносимого запаха.

В среду днем я звоню С. и гневно ругаюсь, как такое могло случиться, что партия груза была задержана Гринпис и говорю ему, что с нынешнего момента я отказываюсь от любых деловых связей с ним и С. должен немедленно забыть моё имя. С. заметно смущен и растерян. С того момента, мы с ним никогда больше не виделись и не разговаривали.

Таким был мой «выход» из тайного расследования.